PrimeHelp.ru

Признаки права выражают его качество, т.е. то, что от­личает его от всех других общественных явлений. Определяя право, теория прежде всего указывает на его нормативность. "Право имеет нормативную природу", "право есть совокуп­ность норм" — такие и подобные им определения заполняют страницы руководств по изучению юриспруденции. Эти ха­рактеристики справедливы: право и в самом деле предстает перед людьми своей нормативной стороной. Норма — феномен, присущий не только обществу, но и природе, и потому обозначающее ее понятие входит не только в социальные науки, но и в естественные. Температуру 36,6°С называют нормальной для человеческого тела. Говорят: в ян­варе 1993 г. в Санкт-Петербурге осадков выпало в два раза больше нормы. Гегель показал, что любая вещь, поскольку она обладает качеством, т.е. тем, что отличает ее от остального мира, существует лишь в определенных количественных пределах.

Например, вода как жидкость сохраняет свои свой­ства только при температуре от О до 100°С, превращаясь вне этих границ либо в лед, либо в пар. Следовательно, каждая вещь, явление, есть единство качества и количества, т.е. име­ет свою меру (норму). В этом смысле можно утверждать, что нормативность, присуща миру в целом. Криминологи ничто- же сумняшеся заявляют, что в этом году самоубийств в стране было меньше нормы, а умышленных убийств — больше. Фи­лологи говорят о правильном и неправильном произношении и правописании, искусствоведы — об эстетических нормах, машинисты паровозов — о нормальных границах давления пара в котле и т.д. и т.п. Во всех перечисленных случаях фиксируется или "нормативный факт" (существование воды как жидкости в температурных границах 0 — 100°С), или средняя величина статистического явления, типическое, по­вторяющееся в массовидном процессе. Эти признаки относятся и к социальным нормам. Посколь­ку общество — результат деятельности людей, интегрирован­ный итог всей массы совершенных в истории человечества по­ступков, постольку, утверждают многие, действующие в нем социальные нормы — это "поведение, выражающее типичные социальные связи и отношения" [62, 13]. С таким определени­ем следует согласиться, если, конечно, выраженные в норме типичные социальные связи и отношения в действительности соответствуют реальным потребностям общества, сохраняю­щего себя кале целостность. Откуда берутся социальные нормы — вопрос, на который теория права не дает однозначного ответа! Чаще всего рас­суждают так: норма — это правило, установленное людьми, правило, введенное для того, чтобы люди следовали ему ли­бо в своих взаимных отношениях, либо в их отношениях с природой. Она, разумеется, связана с объективными законо­мерностями и законами науки, и такую связь необходимо учи­тывать, чтобы обеспечить формулирование жизненных, пра­вильных, научно обоснованных норм. Однако "по своему со­держанию норма носит сознательно-волевой характер. Нор­ма есть продукт сознательной деятельности, потому что она творится, создается людьми" [49, 122].

Юридические нормы — разновидность социальных, и своим появлением они также обязаны рациональному творчеству. Далее эта логика заставляет включить в рассуждение об источнике норм понятие господствующего класса как субъек­та общественного развития, который вследствие своего гос­подства только и может сознательно устанавливать необхо­димые ему правила поведения, и понятие государства как по­литической организации этого класса, которая только и мо­жет выразить его коллективные интересы и придать нор­мам официальный характер. Право, как утверждает совре­менный российский автор, "не может ни сформироваться, ни существовать до, вне, помимо закона, других государственно- официальных форм, выраженных в словесно-документальном виде и поддерживаемых силой государства" [4, 5]. "Все нормы права — как установленные государством, так и санкциони­рованные им — всегда исходят от самого государства" [49, 129], — вторят ему другие.

Аналогичные взгляды типичны и для современной юриди­ческой мысли Запада с той оговоркой, что там не идет речи о роли господствующего класса [29; 101, 128—143]. С подобным пониманием права связаны далеко идущие вы­воды. Во-первых, при таком истолковании норма права пре­вращается из объективно развивающегося общественного фе­номена в продукт и форму выражения воли государства. На­сколько оно свободно в процессе выработки своей воли — во­прос особый. Марксизм, например, учит, что право (норма) есть возведенная в закон (т.е. ставшая государственной) воля господствующего класса, определяемая материальными усло­виями его жизни [72, 4, 443]. О полном произволе государства при формулировании юридических норм не говорил, пожалуй, никто. Необходимость соотносить цели с имеющимися сред­ствами вносила в эту деятельность известную осторожность. Однако, как бы то ни было, такая трактовка предполагает, что есть люди и организации (парламенты, правительства, учредительные собрания и т.д.), которые в принципе знают или во всяком случае могут знать, что нужно обществу и ка­кими приемами это достигается. Во-вторых, при этой интерпретации государство ставится над обществом, ибо лишь государственная власть устанавли­вает правила поведения его членов, а следовательно, и подчи­няет их себе. Отсюда может начаться путь к тоталитарному режиму, при котором, как было показано, государство погло­щает гражданское общество, берет решение всех вопросов на себя, лишая людей самостоятельности и инициативы. В-третьих, если государство — творец юридических норм, то субъективные Права каждого человека, поскольку они осно­вываются на изданных законодательной властью нормах, пол­ностью зависят от него. Государство может эти права не пре­доставлять, но может их дать, а дав, затем отобрать. Вся со­временная борьба за права человека, требование признать их естественными и неотчуждаемыми лишается идеологической основы. В противовес этой позиции в теории права сложилась и иная точка зрения на генезис юридической нормы. Она ис­ходит из убеждения, что было бы пагубной самонадеян­ностью полагать, будто кто-то может изменить мир по своей воле. "Процессы социальной эволюции...— писал Ф. А. Хай- ек, —совершаются без участия чьей-либо воли или предви­дения. Управлять ими человечество не в состоянии. Более того, именно потому и возможна культурная эволюция, что ее никто не направляет и не предвидит.

Из направляюще­го сознания может получиться только то, что направляющее сознание может предусмотреть... Развивающееся общество движется вперед не идеями правительства, но открытием но­вых путей и методов в процессе проб и ошибок, иногда весьма болезненных... нужны условия, благоприятные для того, что­бы неизвестный индивид в неизвестных обстоятельствах мог бы сделать шаг вперед, и именно этого не может обеспечить никакая высшая власть" [106, 209]. С этих позиций, утверждение, будто появление права со­пряжено "с возникновением у государства способности моно­польно устанавливать общеобязательные нормы, приобрета­ющие свойства юридических", да еще при том и писаных [3, I, 59], не выдерживает критики. Нормативно не только право, но и культура. Более того, юридические правила поведения прежде чем стать таковыми принадлежали ей. Однако никто не пытается искать автора или изобретателя институтов культуры ввиду полной безна­дежности этого занятия. Естественно-исторический характер происхождения права признается многими. Сторонниками подобных концепций в XVIII в. был Э. Берк, в XIX — такие известные предста­вители немецкой исторической школы, как Г. Гуго, который кстати первым сравнил развитие права с развитием языка, ф. К. Савиньи, Г. Ф. Пухта, в XX веке — русский философ и юрист И. А. Ильин, марксист Е. Б. Пашуканис и анти­марксист Ф. Хайек, многие советские ученые (Г. В. Мальцев, В. С. Нерсесянц и др.).

Тем не менее, если сознательно или бессознательно следо­вать позитивистской методологии и воспринимать юридиче­ские явления как очевидную данность, то легко прийти к вы­воду, что правоотношение — результат действия установлен­ных государством норм. Чтобы убедиться в справедливости такого утверждения, достаточно послушать любое решение любого суда, которое, признавая существующим или несуще­ствующим правоотношение, делает это именем государства, на основании государственных законов и в установленном го­сударством же процессуальном порядке.

Так, по-видимому, и рассуждал Г. Ф, Шершеневич, когда писал, что правоотношения порождаются объективной нор­мой "не путем отвлечения от наблюденных случаев... а путем вывода из правила кем-то установленного и нами познанно­го. Не потому существует норма о праве требовать возврата долга, что кредиторы обыкновенно требуют, а, наоборот, кре­диторы требуют своего долга потому, что существует такая норма" [111, 274-275]. Если следовать этой логике, то необ­ходимо будет признать: собственник владеет, пользуется и распоряжается своими вещами не потому, что он является собственником, а потому, что в гражданских кодексах запи­сано: "Собственнику принадлежат в пределах, установленных законом, правомочия владения, пользования и распоряжения принадлежащим ему имуществом". Как свидетельствуют факты, в реальной жизни отноше­нию принадлежит примат над нормой. "Право как объек­тивное социальное явление не может исчерпываться нормой или правилом, все равно записанным или незаписанным. Нор­ма. . .или прямо выводится из существующих уже отношений, или, если она издана как государственный закон, предста­вляет собой только симптом, по которому можно судить с некоторой долей вероятности о возникновении в ближайшем будущем соответствующих отношений... Если известные от­ношения действительно сложились, значит, создалось соот­ветствующее право, если же был только издан закон или де­крет, но соответствующих отношений на практике не возни­кло, значит, была попытка создать право, но эта попытка не удалась" [82, 79-80]. Вместе с тем нормативность, будучи следствием естествен­но-исторического развития общества, не является специфиче­ским свойством права. Ею обладают и религия, и мораль, и эстетика, и даже литература. Некоторые социальные нормы одновременно принадлежат нескольким нормативным систе­мам. Например, евангельские запреты "не убий", "не укради" — это и нравственные, и юридические правила. Запрет же "не возжелай жены ближнего своего" выступает лишь в ро­ли религиозного и морального.

Поэтому для того, чтобы от­личить право от прочих социальных феноменов, необходимы еще какие-то признаки. Один из них — общеобязательность. Это второе после нормативности свойство права. Право не терпит конкуренции. В стране могут функцио­нировать несколько религиозных (христианская, мусульман­ская, буддистская, иудаистская и т.д.), моральных (например, "мораль хижин" и "мораль дворцов"), эстетических (вспо­мним "Эстетические отношения искусства к действительно­сти" Н. Г. Чернышевского) и других систем. При этом еван­гельские заповеди обязательны только для христиан, нормы Корана и Шариата — только для мусульман, нормы Талмуда — для иудеев и т.д. Юридическая же система в государстве одна, и входящие в нее нормы общеобязательны. Чем обеспечивается общеобязательность юридических норм? Ссылки на их естественно-историческое происхожде­ние и тем самым на их целесообразность и соответствие ре­альным потребностям общественной жизни явно недостаточ­ны. Религиозная и моральная нормативные системы имеют такое же происхождение и, как показал Макс Вебер в своем классическом труде "Протестантская этика и дух капитализ­ма", также сыграли существенную роль в становлении бур­жуазного строя. И тем не менее общеобязательность юридических правил поведения объясняется прежде всего их особым значением.

От религиозных, нравственных и прочих норм юридические от­личаются тем, что они направлены на обеспечение целостно­сти общества. Закрепляя либо запрещая те или иные поведен­ческие образцы в сфере обменных отношений, они тем самым способствуют сохранению и функционированию того спосо­ба связей, который в Новое время объединил людей в обще­ственный коллектив, создал новый тип социального организ­ма, достаточно успешно выполняющего свою роль до сих пор. Свойственное этому, как и всякому, организму стремление к самосохранению и придает общеобязательность тем нормам, которые обеспечивают его жизнеспособность. Вот почему об­щество проявляет особую заботу об обеспечении реализации права, о повсеместном соблюдении всех юридических запре­тов. Социальный механизм обеспечения права существует. Он сложился одновременно со становлением и развитием юриди­ческой формы. Исполнение правовых требований — это то общее дело, которое образует главную функцию государства. Оно-то и обеспечивает его, права, реализацию. И здесь необходимо подчеркнуть следующее. Вопреки усто­явшемуся в советской юриспруденции убеждению, юридиче­ские нормы становятся общеобязательными не потому, что обеспечиваются государством. Наоборот, они привлекают к себе внимание государства и охраняются им потому, что являются объективно общеобязательными, ибо их нарушение дестабилизирует рынок, деформирует обменные связи, ведет к хаосу и в конечном счете к гибели всего общественного орга­низма. Как видим, последствия массового нарушения принци­пов обмена, закрепленных нормами, пострашнее любых санк­ций, которые может применить государство к тем, кто не со­блюдает его, государства, предписаний!

Признание того, что государство обладает такой социаль­ной силой, которая способна навязывать населению его волю путем произвольного издания обязательных для всех правил поведения, означало бы одновременно и признание того, что государство стоит над обществом и властвует над ним. Реализация права обеспечивается государством разными путями. Во-первых, государство, в частности в лице судебных орга­нов, охраняет индивидуальные правоотношения; оно офици­ально признает то или иное правоотношение существующим (или не существующим), констатирует наличие или отсут­ствие у отдельных лиц прав и обязанностей. То обстоятель­ство, что активность соответствующих государственных ор­ганов проявляется здесь лишь по требованию частных лиц, подчеркивает подчиненный, обслуживающий характер дея­тельности государства в этой области общественной жизни. Во-вторых, государство придает естественно сложившим­ся и способствующим целостности общества правилам пове­дения, так сказать, дополнительный статус, формулируя их, делая писаными, проводя их через законодательные органы и превращая тем самым в нормы, как бы исходящие от государ­ства. В теории права эта процедура называется санкциониро­ванием (например, говорят о санкционировании государством обычая). Наконец, в-третьих, в ряде случаев государство издает за­коны, в которых содержатся правила поведения, объявляе­мые им общеобязательными. Эта деятельность в современ­ных условиях получила самое широкое распространение, и во многих странах большинство известных людям норм произве­дено законодательной или во всяком случае нормотворческой деятельностью государства.

В такой ситуации весьма соблаз­нительно отождествить право и закон и объявить законода­тельный процесс, если не единственным, то по крайней мере глазным источником юридических норм. Но, как отмечается многими теоретиками, мы были бы очень непоследовательными, если "стали бы утверждать, буд­то закон, раз он принят государством, зафиксирован как обя­зательная норма, выражающая государственную волю, в силу этого факта уже и есть право". Ведь в противном случае при­шлось бы признать,что законы фашистских режимов, расист­ское законодательство некоторых стран и т.д. — право, ибо "скреплены государственной печатью и являются безупреч­ными с точки зрения формальной процедуры принятия" [69, 223]. Право в принципе не сводимо к воле законодателя неза­висимо от того, объективируется оно в издаваемых государ­ством законах или нет. Закон только тогда есть право, когда законодатель открыл его в объективной действительности, а открыв, сформулировал в виде писаных норм, принятых за­конодательной властью и объявленных ею в качестве общеобязательных. Нормативность — объективное свойство общественной действительности. Она лишь проявляется в законодательстве как должное, как необходимое для функционирования обще­ства и сохранения его целостности. Здесь нельзя упускать из виду относительную самостоя­тельность государства от общества. Противоречивые отно­шения между ними при определяющей роли общества иногда заканчиваются, однако, "победой" государства, пусть даже и временной. Именно самостоятельность позволяет государ­ству творить законы, указы, декреты и иные нормативные акты, не отражающие объективных потребностей общества, не отвечающие его культурным и иным социальным нормам и потому не являющиеся правом. Если же правотворческая деятельность государства пра­вильно отражает закономерности и тенденции социальной эволюции, оно получает возможность создавать юридические нормы, соответствующие не уже сложившимся отношениям, а тем, которые еще только намечаются, формируются, обна­руживают себя как тенденция и общественная потенция. В этом случае законы стимулируют реализацию того, что пока еще не проявилось, остается скрытым, но должно рано или поздно проявиться. Даже Ф. Хайек, этот ярый сторонник либерализма, считав­ший, что нужно "как можно больше использовать стихийные силы общества и как можно меньше прибегать к принужде­нию" , никогда не отрицал полностью возможность положи­тельного влияния государства на социальные отношения. За­дача, по его мнению, состоит в том, чтобы способствовать естественным силам, а где надо — и подталкивать их [108, 34 - 36]. С самого начала рынок, например, требовал решения та­ких задач, как регулирование денежной системы, ограничение монополий, обеспечение предпринимательства, свободы дого­воров, защиты собственности, патентов и т.д., т.е. всего того, что необходимо для функционирования хозяйственного меха­низма, основанного на конкуренции. "Запрещение применять некоторые ядовитые химические вещества или предписание специальных предосторожностей при их применении, ограни­чение рабочего дня и требование соблюдения определенных санитарных норм — все эти меры абсолютно совместимы с сохранением конкуренции, — пишет Ф. Хайек. — Вполне со­вместима также конкуренция с широкой сетью социальных услуг (образование, жилищное строительство, здравоохране­ние и пр.)". Поэтому, делает вывод автор, государство имеет право контролировать эти сферы, в том числе и законода­тельными средствами [108, 35].

Перечень сфер, где возможно, а иногда и необходимо государственное регулирование, конеч­но, может быть продлен. Вопрос о возможности государства творить право, созда­вая законы, — лишь сторона более общего вопроса о роли субъективного фактора в историческом процессе. Роль эта исторически изменчива. По мере познания мира, роста богат­ства, развития техники и т.д. способность общества влиять на собственное развитие увеличивается. Государство — са­довник, который может содействовать росту дерева, обеспе­чивая необходимые условия. Но для этого он должен знать, каковы эти условия. Иначе можно рост и замедлить. Нужно помнить и о том, что государство, как и право, это лишь сторона общества и что, следовательно, его влияние на социальные процессы, на развитие права есть в конечном счете воздействие общества на самого себя. Обобщал, мы можем сделать вывод: закон совпадает с пра­вом тогда, когда он издается в соответствии с потребностями общества как целого и находится в русле тех общих дел, ко­торые выполняются государством. Итак, нормативность, общеобязательность и обеспечение реализации возможностью государственного принуждения — таковы признаки права.