PrimeHelp.ru

Теория государства и права изучает свой предмет при помощи методов, которые сформировались в ходе его исто­рического познания. Каждый этап истории общества — сту­пень развития государства и права и одновременно ступень их постижения, так что в целом они образуют единый про­цесс духовного освоения юридической действительности. Все последующие этапы включают в себя предыдущие, "снимая" их, т.е. удерживая все то положительное, что было достигну­то ранее.

Первоначально методы познания не выделялись из процес­са восприятия мира и общества философией как целостным представлением о вселенной и ее основных частях. Они высту­пали скорее в виде своеобразных моделей постановки проблем и образцов их решений, вытекающих из философской систе­мы. В них можно увидеть прообраз того, что впоследствии получило в науковедении название парадигмы. Из античности теория государства и права заимствовала целостный взгляд на мир, в котором общество и государство слиты воедино. Древнегреческий полис, например, есть одно­временно и общество, и государство. Таким образом, господ­ствующий сегодня подход к государству и праву как сторо­нам, моментам общества зародился еще в древности. Из средневековья государственно-правовая мысль включи­ла в арсенал своих методов исследования дедукцию — полу­чение нового знания путем вывода из уже имеющегося зна­ния, заключенного в исходных посылках. Подобно тому как во времена Фомы Аквннского роль такого рода исходных по­сылок играли Библия и религиозная догматика в целом, в период господства административной системы в советском правоведении аналогичную функцию выполнял возведенный в догму марксизм-ленинизм. Полезность дедукции обусловле­на тем, что при ее помощи из смежных областей знания могут быть получены такие выводы, которые либо непосредственно включаются в юридическую теорию, либо используются для обоснования или оп ровер жден и я гипотез, выдвигаемых тео­ретиками государства и права. Гипотезы таким образом ве­рифицируются, т.е проверяются "на истинность после чего либо отбрасываются как ложные, либо входят в систему пра­воведения в качестве истин.

Новое время отвергло средневековые религиозные автори­теты. В эпоху Возрождения выяснилось, что исходным нача­лом общественной жизни является не потусторонняя высшая сила, а сам человек. Постигая мир, он сталкивается с объек­том изучения непосредственно, без помощи каких бы то ни было сверхъестественных сил. Человеческие чувства, позво­ляющие воспринимать окружающий мир, — вот в конечном счете единственный источник знания. При таких условиях на­блюдение и описание (дескриптивный метод, как говорят на­уковеды) закономерно заняли место дедукции знания из ре­лигиозных и иных догм. Но описание предполагает выявле­ние различий описываемых вещей, свойств и отношений, т.е. их качеств (качественный анализ), и систематизацию изучае­мых предметов — их группировку по классам (классификация государственно-правовых явлений). Здесь берет начало и ме­тод сравнительного правоведения. Поскольку изучаемое явление имеет не только качествен­ные, но и количественные характеристики, качественный анализ дополняется анализом количественным. "Изучено то, что измерено", — вот формула, рожденная естествознанием в XIX столетии и перенесенная на государственно-правовые феномены (определение размеров государства; определение степени поддержки власти со стороны населения; установле­ние меры общественного вреда, причиненного правонаруши­телем; статистический анализ правонарушаемости и т.д.). Качественный и количественный анализ предполагает изу­чение государства и права как данного, как объекта. Считая опыт единственным источником нового знания, выросший на этой основе позитивизм сосредоточил свои усилия на разра­ботке методов обобщения (индукции) и логического анали­за результатов опыта (О. Конт, Г. Спенсер в прошлом веке, Р. Карнап, Г. Шлик, О. фон Нейрат и другие — в XX ве­ке). Он скорее готов был ответить на вопрос "как?", чем на вопрос "почему?". В юриспруденции этот подход проявился в направлении, ставящем превыше всего позитивное право, т.е. данное государством законодательство, его догму.

Самораз­витие предмета изучения и его влияние на познание во вни­мание не принимались. Государственно-правовые феномены наблюдались и описывались, в них находились качественные особенности, они измерялись, и результаты исследований из­лагались изучающим субъектам в виде его монолога. Однако в конечном счете источником познания является именно объ­ект с его законами саморазвития. Отношение познавающего субъекта к изучаемому обществу как к другому субъекту за­ставляет перейти к диалогу с ним [М. М. Бахтин, 13, 44]. Диалогическое мышление — характерная черта современ­ного научного метода. Оно предполагает, что исследуемое явление в своем саморазвитии раскрывает качественные и ко­личественные особенности, а в конечном счете — закономер­ности своего возникновения, эволюции и гибели. Отсюда — необходимость исторического подхода к исследованию. Угол зрения в историческом анализе задан спецификой за­конов развития общества, которые могли проявиться только после выделения общества из природы. Это выделение (но не отделение и тем более не выход из-под влияния законов миро­вого космоса) произошло благодаря формированию ноосферы — искусственной среды обитания человека, создаваемой его трудовой деятельностью (В. И. Вернадский, А. Л. Чижевский) [18; 108а].

Рассматриваемая в свете ее значения для общества ноосфера отождествляется с культурой. Понятие "культура" охватывает все материальные и ду­ховные достижения общества. Им пользуются, когда необхо­димо выразить отличие собственно человеческой жизнедея­тельности от биологических форм жизни. Применяя понятие "культура" для характеристики поведения людей, тем самым хотят подчеркнуть, что их поступки определяются челове­ческими нормами, а не биологическими закономерностями. Культурная норма стала неотъемлемым признаком бытия че­ловеческого коллектива. Этим определяется близость понятий "общества'1 и " культура". Первое выражает строение соци­ального организма, второе — способ деятельности этого кол­лективного субъекта и его членов. Иными словами, понятие "общество" относится к структурной (морфологической), а понятие "культура" — к функциональной стороне социально организованного человечества [71, 64]. Поскольку общество — целостность, постольку образую­щие его элементы должны действовать согласованно. Форми­рующаяся культура как раз и дает средства организации и координации действий коллективных индивидов: естествен­но складывающиеся связи между людьми, которые образуют основу их совместной жизни, фиксируются и закрепляются культурой в виде стандартов, норм поведения. Механизмом, обеспечивающим такого рода организацию, является инсти- туционализация, т.е. выделение из практических отношений индивидов нормативного аспекта и превращение его в относи­тельно самостоятельную систему нормативных ("типовых") связей и правил поведения людей. Как отмечают культуроло­ги, "институционализация отношений необходимым образом предполагает их формализацию и стандартизацию" [71, 68]. Важными признаками культурной нормы являются ее устой­чивое, относительно длительное существование и способность передаваться от индивида к индивиду, от группы к группе, от поколения к поколению. Внешним образом культура выступает в виде ценностей, верований, идеалов, стандартов, обычаев, символов, писаных норм и правил поведения. Она воплощается и в материальных предметах, созданных человеком (в средствах труда, архитек­туре и т.д.).

По мере исторического развития культура постепенно диф­ференцируется. В ней выделяются религиозные, моральные, эстетические, юридические и иные нормативные системы. Однако и после того, как религия, нравственность, эстети­ка, право обрели относительную самостоятельность, эти ин­ституты не перестают быть элементами культуры. Они по- прежнему остаются ими, лишь приобретая, наряду с обще­культурными, дополнительные, только им присущие призна­ки. Религия, например, оценивает человеческие поступки с точки зрения исходящих от Бога догматов, нравственность — в свете принципов Добра и Зла, право характеризуется общеобязательностью и тем, что выполнение его требова­ний обеспечивается возможностью государственного прину­ждения, и т.д. Как видим, культура образует необходимую предпосылку и обязательную составляющую общества и всех его институ­тов, включая государство и право. Ноосфера и культура как ее ипостась — в конечном счете продукт труда. Вот почему труд в его простейших элементах и составляет исходный пункт изучения всех общественных явлений (К. Маркс) [72, 23, 189].

Характер связи простых эле­ментов труда — предмета труда (земли), орудий труда (ин­дустрии) и работников — содержит в себе ключ к объяснению природы общественного строя. В их воспроизводстве участву­ет целостная система социальных институтов. Воспроизвод­ство человека осуществляется семьей, школой, институтами культуры, включая науку как форму обобщения и передачи социального опыта. Воспроизводство вещественных элемен­тов — институтами хозяйства, труда. Воспроизводство само­го способа связи людей в общество — посредством институ­тов собственности, разделения труда, трансляции историче­ски определенного типа общественных отношений. Общие для всего социума дела (защита от внешнего врага, обеспечение соблюдения норм коллективного бытия, решение задач, кото­рое может быть достигнуто только посредством организации коллективных усилий, в чем бы они ни выражались) осуще­ствляется посредством организующей деятельности государ­ства (объединение разрозненных сил требует власти) и права (для обеспечения меры свободы людей и порядка сложивших­ся общественных отношений необходимы общеобязательные правила поведения). Освящает систему социальных институтов идеология, вы­ступающая либо в религиозной, либо в политической форме, либо как единство религии и политики. Все элементы системы взаимосвязаны и взаимообусловле­ны, и потому изучение общественных явлений возможно с раз­ных точек зрения в зависимости от того, какие их связи де­лают предметом конкретного исследования. Если существова­ние или даже появление элемента структуры рассматривать в свете выполняемой им функции, то тем самым применяет­ся структурно-функциональный анализ, много дающий для объяснения изучаемого предмета: возникновение функции и в самом деле "побуждает" формирование структурного элемен­та. Расценивая тот или иной процесс или социальный инсти­тут как идеальный тип (модель), путем наложения его на реально существующие общественные феномены, этим иде­альным типом обозначаемые, но с ним никогда полностью не совпадающие, можно выявить качественные особенности изу­чаемого явления, его связи с другими феноменами, обозначае­мыми иными идеальными типами, и т.д. Макс Вебер, напри­мер, показал роль протестантской этики (одного идеального типа) в становлении и развитии капитализма (другого иде­ального типа) [17, 61-291]. В свою очередь, К. Маркс и особенно его последовате­ли рассматривали общество прежде всего под углом зрения его экономических условий, полагая, "что правовые формы, как и формы государства не могут быть поняты... из самих себя.. .что.. .они коренятся в материальных жизненных отно­шениях, совокупность которых Гегель.. .называет "граждан­ским обществом", и что анатомию "гражданского общества" следует искать в политической экономии" [72, 13, 6].

Базис (экономический строй) определяет надстройку (идеологиче­ские отношения, государство, право) и характер всего обще­ственного организма. Нельзя отрицать роль экономических условия, но утвер­ждение, будто базис определяет характер всего общества, — явное преувеличение. И не случайно даже во времена гос­подства вульгарного материализма подчеркивалось, что это только кажется "правильным полагать базис в качестве фак­тора определяющего общество, а не наоборот... Базис опре­деляет характер надстройки, будучи сам определен состоя­нием производительных сил. Но и производительные силы, и базис, и надстройка суть момента саморазвития общества как системы, определяющей собственные элементы всей ин­тегрированной совокупностью своих составных частей" [94, 55-56]. Если это действительно так, то непременный пред­посылкой любого социального, политического, юридического и т.д. исследования являются сами исторически конкретные общественные целостности, типология которых задана спе­цификой общественных отношений, объединяющих людей в общество. Истории известны два типа общественных связей — кровнородственный, характерный для первобытно-общинного строя (варварство), и вещный, обменный, характерный для эпохи цивилизации. Государство и право существуют лишь в цивилизованных обществах. Первичными типами государства, возникшими вследствие разложения первобытно-общинного строя, являются деспо­тия, сложившаяся на Востоке, рабовладельческие государ­ства, возникшие в Средиземноморском регионе, и феодальные государственные формы (Азия, Европа, в частности, Русь). Им на смену во всем мире приходит капитализм со своими государственными образованиями. Вместе с тем любая общественная форма — итог предше­ствующего развития и, в свою очередь, база развития буду­щего. Люди, общество могут сделать лишь то, для чего се­годня имеются предпосылки и необходимые средства. Этим, в частности, определяется закономерный характер историче­ского процесса и, стало быть, возможность социальных про­гнозов. Бели бы история представляла собой цепь одних толь­ко случайностей, то была бы невозможна никакая обществен­ная наука. Вот почему нельзя согласиться с К. Поппером, ко­гда он пишет: "История заканчивается сегодня. Мы можем извлечь из нее уроки, однако будущее — это вовсе не продол­жение и не экстраполяция прошлого. Будущее еще не суще­ствует, и именно это обстоятельство налагает на нас огром­ную ответственность, так как мы можем влиять на будущее, можем приложить все силы, чтобы сделать его лучше" [85, 11, 486]. Конечно, верно, что будущее — не простая экстрополяция прошлого и что человек может влиять на очень многое, но не­льзя отрицать, что люди при рождении застают определенное состояние общества со всеми его компонентами и могут реа­лизовать лишь те возможности, которые содержатся в нем. В этом смысле будущее — продолжение настоящего, а настоя­щее — итог прошлого. Если история закономерна, то отражение реального разви­тия предмета в понятиях и есть основа его теории — основа потому, что теория как отражение не должна повторять всех зигзагов и случайностей исторического процесса, воспроизво­дя лишь существенное в нем. Теория есть обобщенная исто­рия. Логика науки в конечном счете совпадает с объективной логикой развития ее предмета. Становление любого явления всегда начинается с его про­стейшей, зародышевой формы (с "абстрактного", говорят ло­гики), и весь дальнейший его ход есть развитие этой формы путем усложнения, возникновения и разрешения противоре­чий, дифференциации вплоть до ее высшей формы, которая, будучи воспроизведена в теории, дает картину изучаемого предмета во всей его целостности, во всем богатстве его свя­зей и опосредствовании (как "конкретного", говорят логики). Отсюда понятно, почему процесс познания, осуществляемый на основе этой — диалектической — логики, называют вос­хождением от абстрактного к конкретному [94; 35].

Итак, диалектическая логика — логика теоретического воспроизведения генезиса предмета. Развитая Гегелем, она была частично воспринята марксизмом, который, однако, преувеличив ее возможности, попытался превратить в уто­пическую в современных условия теорию сознательного пре­образования мира, общества по заранее задуманному плану. В рамках же своих реальных возможностей она была и остается действенным средством познания мира действительности. Известно: ключ к анатомии обезьяны — в анатомии че­ловека. Зная высшие формы развития, можно понять и объ­яснить низшие, но не наоборот. Вот почему теория изучает государственно-правовые явления, прежде всего анализируя государство и право буржуазного общества. При этом надо иметь в виду, что современное общество- знание, включая теории государства и права, сложилось под очевидным влиянием европоцентризма — точки зрения, воль­но или невольно преувеличивающей роль Западной Европы в мировой истории и неявно предполагающей, что она, Запад­ная Европа, — образец развития для всех других стран и на­родов. Европоцентризм в полной мере не преодолен до сих пор. Между тем для подобных воззрений нет достаточных основа­ний. Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев в России [32; 66], а после них О. Шпенглер, А. Тойнби на Западе [113; 99] убеди­тельно показали равноценность культурно-исторических си­стем, безотносительно к тому, какое место они занимали в мировом историческом процессе. С позиций европоцентриз­ма, отмечал О. Шпенглер, "страны Западной Европы явля­ются покоющимся полюсом... вокруг которого скромно враг щаются мощные тысячелетия истории и дальние огромные культуры.. .для всего этого нет другого основания, кроме раз­ве того, что мы, авторы этой исторической картины, нахо­димся как раз в этой точке... Отсюда события истории чер­пают настоящий свет. Отсюда устанавливается их значение и перспектива. Но в действительности это голос не сдержи­ваемого никаким скепсисом тщеславия западно-европейского человека.

Этим объясняется вошедший в привычку огром­ный оптический обман, благодаря которому исторический ма­териал целых тысячелетий, отделенный известным расстоя­нием, например, Египет или Китай, принимает миниатюр­ные размеры, а десятилетия, близкие к зрителю, начиная от Лютера и особенно Наполеона, приобретают причудливо- громадные размеры" [113, 14-15]. Историческая перспектива, таким образом, искажается, и не случайно преодоление евро­поцентризма в исторической науке Шпенглер приравнивал к коперниковскому перевороту в астрономии. Теория общества, теория государства и права должны быть обобщениями не европейской, а мировой истории. Предложенное здесь подразделение исторических типов государственно-правовых систем на первичные (включающие государство и право восточной деспотии, античности и фео­дализма) и развитые, возникшие на почве Нового времени в условиях становления обменного способа связи людей в обще­ство, этому требованию отвечают. Не возводя в ранг первен­ствующей ни одну государственно-историческую форму, дан­ная классификация рассматривает всех их как равноценные. Вместе с тем, учитывая особенность каждой, она фиксиру­ет уже реализовавшиеся главные ступени мирового развития от локальных кровнородственных связей к глобальной фор­ме обменных отношений, в наши дни выступающих в виде буржуазных.