PrimeHelp.ru

Формирование функций государства происходит в про­цессе своеобразного разделения организационно-управленчес­кого труда, в ходе которого выясняется, что берет на себя государство и что остается обществу, решающему часть за­дач самостоятельно в форме самоуправления. Это разделение протекает, как правило, в острой борьбе, ибо связано с опре­делением меры свободы людей и пределов вмешательства го­сударства в частную и общественную жизнь своих граждан (подданных). С точки зрения либерально-демократических доктрин, та­кое вмешательство должно быть минимальным. И через 200 лет по-прежнему актуальны слова Адама Смита о том, что после падения феодализма, "поскольку совершенно отпадают все системы предпочтения или стеснений, очевидно остается и сама собой утверждается простая и незамысловатая систе­ма естественной свободы. Каждому человеку, покуда он не на­рушает законов справедливости, предоставляется совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои инте­ресы и вступать в конкуренцию своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица или даже целого со­словия. Государь совершенно освобождается от обязанности, при выполнении которой он всегда будет подвергаться бес­численным обольщениям и заблуждениям, и надлежащее вы­полнение которой недоступно никакой человеческой мудрости или знанию, — от обязанности руководить трудом частных лиц и направлять его к занятиям, наиболее соответствующим интересам общества.

Согласно системе естественной свободы, государю надлежит выполнять только три обязанности: во-первых, обязанность ограждать общество от насилий и втор­жений других независимых обществ; во-вторых, обязанность ограждать, по мере возможности, каждого члена общества от несправедливости и угнетения со стороны других его членов, или обязанность установить строгое и беспристрастное от­правление правосудия; и, в-третьих, обязанность создавать и содержать учреждения, создание и содержание которых не мо­жет быть в интересах никаких определенных лиц или неболь­ших групп, ибо прибыль от них никогда не сможет окупить затраты любого отдельного лица или небольшой группы лиц, хотя зачастую они смогут с лихвой окупиться большому об­ществу" (очевидно, что в нашем контексте слово "государь" — синонимично государству, — JI. С.) [90; 102, 53-54]. Как легко заметить, Адам Смит стремится обосновать максимальную свободу человека, живущего в условиях ры­ночного хозяйства. Государство должно лишь обеспечить не­прикосновенность этих предпосылок. Они равны для всех, отчего и являются "общим делом", выполняемым государ­ством в Новое время.

Функции государства ограничивают­ся, таким образом, обороной (1), определением меры свободы каждого посредством установления одинаковых для всех пра­вил и обеспечения правосудия как средства решения социаль­ных конфликтов между членами общества (2) и организаци­ей учреждений, которые не могут быть созданы отдельными лицами, но которые необходимы всем им, например, почты, полиции и т.д.(3) [102, 55-68].

Современный либерализм (М. Фридман, Ф. А. Хайек и др.) исходит из саморегуляции обменных отношений. Рынок дей­ствует таким образом, что индивид А, производящий товар X, может удовлетворить свою потребность в товаре Y, произво­димом индивидом В, лишь в процессе обмена, то есть удовле­творив потребности индивида В в товаре X. Никто и ничто, кроме собственных потребностей, не гонит его на рынок и не побуждает к обмену. Никто не регулирует обменный процесс. Индивиды А и В сами находят друг друга. Ими движет толь­ко "невидимая рука" (А. Смит) их потребностей. И посколь­ку речь идет об отношениях не только А с В, а всех со все­ми, постольку рынок удовлетворяет всеобщие потребности, общественный интерес. Индикатором потребностей являются цены, складывающиеся под влиянием спроса и предложения и потому отражающие потребности населения сообразно его покупательской способности. Государственное планирование в масштабах общества представляется современному либерализму принципиально невозможным. Государство, берущееся за это, обнаруживает пагубную самонадеянность" [107].

Ни одно правительство, ни один государственный орган ни при каких обстоятель­ствах не в состоянии обладать информацией, необходимой для принятия оптимальных решений о том, что нужно делать на каждом рабочем месте. Тот, кто на нем находится, будет осве­домлен полнее и потому выполнит работу успешнее по своему разумению, чем по указанию сверху. В этом современный ли­берализм видит причину краха общества, экономика которого была основана на государственной собственности и централи­зованном планировании. По законам общественных отношений свобода индивида должна быть максимально возможной, в том числе и в обла­сти хозяйства.

Пределы вмешательства государства в де­ла людей определяются необходимостью обеспечить порядок, при котором осуществление свободы индивидом не должно препятствовать всем другим индивидам осуществлять свою свободу. Вмешательство государства в частную сферу се­мьи, быта, культуры (первый уровень гражданского обще­ства), как правило, исключается и может иметь место толь­ко в целях обеспечения личной или общественной безопасно­сти. Государственный надзор за обеспечением порядка воз­можен лишь в сферах экономики и политики, ибо именно в этих областях прежде всего реализуется главная функция го­сударства — решение общих дел. Вмешательство государ­ства допустимо здесь постольку, поскольку оно необходимо для осуществления этой функции. Однако эти ясные с точки зрения чистой теории положения внедряются в практику с большим трудом. Причина этого не только в том, что значительная часть экономистов, социоло­гов, юристов в принципе не приемлет либеральных воззрений. Дело еще и в том, что доктрина невмешательства государ­ства в дела общества и личности и особенно в хозяйствен­ную сферу не в состоянии объяснить многие общественные, в том числе экономические процессы, а следовательно, и лечь в основу социально-политических программ, реализация кото­рых могла бы воспрепятствовать их развитию в нежелатель­ную сторону.

В частности, свободному рынку, функциониро­вавшему при полном невмешательстве государства в область обменных отношений, пришлось выдержать испытание же­сточайшими экономическими кризисами, поразившими капи­талистическое общество в конце XIX в., в 1929-32 гг., в 1937 г. и т.д. Они не только подробно описаны, но и проанализирова­ны многими экономистами, историками народного хозяйства, криминологами, и здесь нет нужды повторять уже известное. Достаточно сказать, что в результате кризиса 1929 - 32 гг. мировое производство сократилось более, чем на 40%, множе­ство людей разорилось, превратилось в безработных, бездом­ных бродяг, большинство предпринимателей обанкротилось, часть из них покончила жизнь самоубийством,, почти полно­стью исчез средний класс и т.п. Столь разрушительные экономические катаклизмы приве­ли общественную мысль, ищущую пути оздоровления капита­лизма, к признанию необходимости регулировать рыночные отношения. Поскольку такое регулирование — общее дело на­селения, постольку и осуществлять его может только орган, для этого предназначенный, — государство. Крайней формой отрицания либерально-демократической доктрины является научный социализм, требующий пол­ной ликвидации свободного рынка и замены его планово- распорядительными хозяйственными связями. Однако, полу­чив известную популярность в 30-е гг., социалистические идеи ныне выходят из моды, будучи скомпрометированы не­удачным опытом построения коммунистического общества в Советском Союзе и в странах Восточной Европы.

Гораздо более убедительными представляются рекоменда­ции англичанина Дж. М. Кейнса, получившего за свою на­учную и общественную деятельность титул лорда. Опираясь на доводы, которые выглядели особенно доказательно потому, что основывались на фактах эпохи великой депрессии (так об­ществоведы Запада именуют период капиталистических кри­зисов 1929-32 гг.), Кейнс пришел к выводу о том, что само­корректирующаяся экономика и саморегулируемый рынок — иллюзии и что только государство может помочь избежать стагнации, хаоса, катастрофических спадов производства, а стало быть, и социальных катаклизмов. Здесь не место углубляться в анализ экономических мер, направленных на регулирование рыночного хозяйства. Они подробно описаны в экономической литературе [28; 67], и нам достаточно ограничиться их самой общей характеристикой. Практические рекомендации Кейнса и его прямых и отдален­ных последователей (американца Дж. К. Гэлбрейта, его со­отечественника В.. В. Леонтьева и др.) ие предполагают пря­мого государственного вмешательства в деятельность пред­приятий и корпораций. Влияние государства ограничивает­ся преимущественно дифференциацией налоговой политики и целенаправленным размещением выгодных государствен­ных заказов. Например, та хозяйственная сфера, которая, с общественной точки зрения, нуждается в ускоренном разви­тии, облагается налогом в существенно меньшей мере, вслед­ствие чего вложенный в нее капитал дает большую прибыль по сравнению с вложениями в другие хозяйственные отрасли. Благодаря этому она "притягивает" свободные деньги и день­ги из иных экономических областей. В результате развитие общественно важной сферы национального хозяйства получа­ет необходимый толчок. Аналогично этому ускоренное развитие отдельных сфер хозяйства обеспечивается размещением среди фирм и корпо­раций выгодных государственных заказов, благодаря кото­рым в известных пределах гарантируется реализация таких важнейших программ, как военные, космические, экономиче­ские и т.д.

Предельно повышая налоговые ставки на ту часть прибы­ли, которая предназначается на личное потребление предпри­нимателя, и существенно снижая на ту ее часть, которая идет на расширение производства и заработную плату наемным работникам, государство стимулирует экономический рост и не допускает дисбаланса между спросом и предложением, на­рушение которого является, как известно, главной причиной экономических кризисов. Эти предложения внедрены в государственную практику ряда стран Запада и приносят свои плоды. Многие утвержда­ют, что послевоенное "экономическое чудо" в капиталисти­ческом мире — эффект осуществления рекомендаций Кейнса, Гэлбрейта, Леонтьева и др. На практике ни принципы либерализма, ни принципы то­тального всевластия государства в экономике полностью не реализовались нигде. Хотя такие попытки предпринимались, они ни в одной стране сколько-нибудь полного успеха не при­несли. По-видимому, речь должна идти о синтезе названных принципов, т.е. не об устранении государства из хозяйствен­ной жизни, а о необходимом ограничении его вмешательства в рыночную экономику. С этими изменениями в понимании роли государства в ре­гулировании экономических отношений связана и идея о "го­сударстве благоденствия", или так называемом социальном государстве. Мысль о том, что в число общих дел, которые должно осуществлять государство, должна входить и соци­альная защита населения, начала распространяться в обще­ственном сознании еще в прошлом веке.

Первоначально вос­принимаемая как некая современная модификация монаршей заботы о своих подданных, она реализовывалась в институте государственных пенсий, в социальном страховании рабочих и т.д. Однако о превращении социальной политики в глав­ное направление деятельности государства как о реальности заговорили лишь во время второй мировой войны. Импульс исходил из Великобритании. Там впервые и появилось поня­тие социального государства, сформулированное в знамени­том плане Бевериджа, предложенном британским парламен­том лейбористскому правительству в 1942 г. и ставшим мо­делью для многих государств послевоенной Европы. Как от­мечает немецкий историк Г. Риттер, произошел переход от социального страхования рабочих к всенародному страхова­нию [87, 59]. В США идея социального государства была восприня­та позднее, чем в странах Европы. "Средний американец", т.е. господствующий в Америке тип общественного сознания, предпочитал веру в собственные силы, основанную на глубо­ко укоренившемся в американском обществе принципе инди­видуализма. Г. А. Риттер выделяет три типа социального государства. Первый тип — "позитивное государство", в котором социаль­ное обеспечение основано на индивидуализме и защите корпо­ративных интересов и в котором государственная социальная политика является лишь средством контроля; второй — соб­ственно социальное государство, в котором проводится по­литика полной занятости, обеспечивается гарантированный минимальный уровень жизни и равенство шансов на успех; третий — "государство благосостояния", в котором "обеспе­чивается равенство, кооперация и солидарность" и социаль­ная политика для всех одинакова; в нем должны уменьшать­ся различия в зарплате, гарантироваться полная занятость, обеспечиваться трудящимся доминирующего положения в по­литике [87, 12-15].

Будучи только моделями, эти типы соци­ального государства нигде не были реализованы в полной ме­ре и отражают лишь тенденции в изменениях государствен­ной социальной политики на Западе. При этом нельзя не от­метить, что принцип социальной безопасности населения и требование не только юридического, но и материального ра­венства находятся в противоречии с идеей свободы и концеп­цией правового государства, в котором государственное вме­шательство в частные и общественные дела ограничиваются необходимым минимумом. Как подчеркивает Риттер, соци­альное государство содержит в себе опасность установления тотального контроля и управления обществом сверху, но оно же, по его словам, способствует росту реальной свободы, ли­квидируя бедность, и социализации индивида. "В этой двой­ственности, — заключает немецкий историк, — заключены одновременно и опасность, и шансы на успех социального го­сударства" [87, 20-21]. Итак, пределы вмешательства государства в частные и об­щественные дала изменяются в ходе исторического развития и с учетом социальных и культурных особенностей отдельных стран и народов.