PrimeHelp.ru

Принципы правового государства постепенно выкри­сталлизовались в политической борьбе общества против про­извола государственной власти, ее вмешательства в частную и общественную жизнь, против установления авторитарных и тоталитарных политических режимов.

Прежде всего правовое государство предполагает гра­жданское общество, т.е. существование автономных, суверен­ных, свободных личностей, равных друг другу и обладаю­щих частной собственностью на условия своей жизнедеятель­ности. Они уже объединены обменными отношениями и связа­ны правом, которое сформировалось в процессе естественно-исторического развития. Объективная необходимость в реше­нии появляющихся у них общих дел потребовала появления политической (властной) силы, стоящей над каждой из лич­ностей. Они и создают ее, объединяясь в государство и ока­зываясь связанными публично-властными отношениями. Оно и в самом деле является, как утверждал Ж.-Ж. Руссо, ре­зультатом "общественного договора", если только последний не понимать буквально. Таким образом, государство сразу же начинает рассматри­ваться лишь как средство обеспечения условий для нормаль­ной жизнедеятельности индивидов путем решения государ­ственной властью их общих дел. Как раз в это время и ро­ждается знаменитый афоризм: "Не человек существует для государства, а государство для человека". Все это не осталось достоянием одной только политики или теории, но воплоти­лось во множестве юридических документов. Ст.2 Деклара­ции прав человека и гражданина, принятой Учредительным собранием Франции 26 августа 1789 г., прямо указала, что "цель всякого политического сообщества есть охрана есте­ственных неотчуждаемых прав человека". Декларация прав 1793 г. в ст.1 высказалась по сему поводу еще более определен­но: "Цель общества есть общее благо. Правительство устано­влено, чтобы гарантировать человеку пользование его есте­ственными и неотчуждаемыми правами". Эти положения во­шли в конституции северо-американских штатов (Виргинии, Пенсильвании, Мериленда, Северной Каролины — в 1776 г., Вермонта в 1777 г., Массачусетса — в 1780 г. и т.д.), в первую французскую конституцию 1791 г. и т.д. и входят в основополагающие акты большинства демократических госу­дарств мира вплоть до наших дней.

Второй принцип заключается в том, что, хотя государство и право суть продукты общества, государство тем не менее подчиняется праву, верховенство которого постоянно декла­рируется. Подчинившись юридическим нормам, оно превра­щается в одного из субъектов права и в этом качестве равно­правно с другими субъектами, в первую очередь, с индиви­дами. Без правового (формального) равенства государства и индивида не может существовать ни право, ни, стало быть, правовое государство. В свете сказанного любая попытка пра­вительства в его отношениях с населением выйти за пределы права и поставить себя над людьми оценивается как правона­рушение. В этом случае может быть включен правовосстановительный механизм — народ получает право на революцию или во всяком случае на смещение виновного правительства. Утверждение, что государство связано правом, означает, что оно не вправе издавать законов, противоречащих праву, и, напротив, обязано выражать право в виде законов. "Госу­дарственная власть не может издавать никаких законов, ко­торые наносят ущерб или препятствуют осуществлению есте­ственных и гражданских прав", — говорится, в частности, в Конституции Франции 1791 г. Вместе с тем государственная власть должна принимать все законы, в которых воплощается право и которые обеспе­чивают права человека, обычно называемые естественными. Издав закон, государство и его органы сами должны подчи­няться ему точно так же, как подчиняются ему граждане. За­конодательные, исполнительно-распорядительные органы мо­гут лишь применять правовые акты и действовать в грани­цах, ими предусмотренных. Таким образом, устанавливается режим законности. Следует подчеркнуть (на это никто еще не обратил вни­мания), что государство уполномочено законодательствовать лишь в силу права: в процессе исторического становления го­сударства как органа, выполняющего общие дела, сформиро­валось и его право устанавливать общеобязательные прави­ла поведения.

Само собой разумеется, что законодательная деятельность государства оказывается ограниченной тем же естественно возникшим правом. Таким образом, рассматри­ваемая здесь проблема отнюдь не сводится к тому, что госу­дарство самоограничивает себя, как полагали Рудольф Иеринг и Георг Еллинек [43, 160; 41, 180 - 181]. Здесь же заключен и ответ на вопрос, почему государство подсудно собственному суду.

Третий принцип правового государства — разделение вла­стей на законодательную, исполнительную и судебную — обеспечивает условия, при которых государство может наи­лучшим образом выполнять свои функции и которые вме­сте с тем исключили бы узурпацию им принадлежащей на­роду власти. "Для того, чтобы предупредить злоупотребле­ния властью, необходимо...чтобы одна власть сдерживала другую...Когда законодательная и исполнительная власть объединяются в одном и том же органе... не может быть сво­боды, — писал Монтескье, — ... С другой стороны, не может быть свободы, если судебная власть не отделена от законода­тельной и исполнительной... И наступает конец всему, если одно и то же лицо или орган.. .станет осуществлять все три вида власти" [75, 20]. Принцип разделения властей нельзя понимать буквально. Разделение властей предполагает их кооперацию. Государ­ственная власть остается суверенной, единой и неделимой. Ее разделение означает лишь распределение труда (функций) между властными институтами. Подобно тому как внутри­заводское разделение труда в процессе изготовления одного продукта повышает эффективность производства, разделение властей повышает эффективность государственного управле­ния обществом. Кроме, так сказать, отраслевого разделения властей на за­конодательную, исполнительную и судебную, существует раз­деление власти между верховными, региональными и мест­ными государственными органами. При этом "отказ" верхов­ной власти от осуществления своих функций и передача их вниз — государственным органам регионального и местно­го уровней отнюдь не означает ослабления центральной вла­сти. Власть и здесь остается единой и неделимой, и речь идет лишь о ее сбалансированном распределении и недопущении сверхконцентрации, исключающей компетентное управление вследствие принципиальной невозможности обладать столь же полной информацией, какой обладают на местах. Итак, специализация, сопряженная с кооперацией, незави­симость в пределах своей компетенции, взаимный контроль государственных органов — таковы свойства и преимущества правового государства, основывающегося на принципе разде­ления властей. Однако такой механизм будет достаточно эф­фективным лишь в том случае, если связи между властями, между всеми государственными органами приобретут право­вой характер. Только тогда, когда они будут выступать субъ­ектами юридических отношений, они получат свой масштаб, свою норму свободы, а их взаимодействие будут взаимодей­ствием равных (в пределах их компетенции, т.е. своей меры свободы) [93, 39-41]. При этом правовой природой обладают в точно такой же степени и отношения государства, его органов с гражданами. После сказанного становится понятным, почему говорят о власти права над государством, о том, что право правит го­сударством [19].

Четвертый принцип состоит в том, что в правовом го­сударстве суд прежде всего играет роль не орудия репрес­сии, а органа правосудия. В его функции входят официальное признание наличия или отсутствия права у того или иного субъекта, восстановление нарушенного правового состояния (в том числе отмена неправомерных действий должностных лиц и органов государства, нарушающих субъективные права граждан), и лишь затем, репрессия, в частности, уголовная, применяемая, как правило, в качестве крайней меры воздей­ствия. При таких условиях суд в первую очередь выступает как орган разрешения конфликтов между различными субъ­ектами гражданского общества и государства.

Пятый принцип правового государства состоит в том, что в нем предметом судебного рассмотрения может стать не только юридический спор, но и сам закон, на основе которого возникший спор должен решаться. Если государство связано правом, то издаваемые им зако­ны не должны противоречить праву, в частности, тем пра­вам человека, которые в теории называют естественными и неотъемлемыми. Чтобы зафиксировать исходные начала пра­ва, их превращают в основной закон — конституцию. Из всех законов она в принципе должна быть такой системой норм, которая выражает право наиболее непосредственным обра­зом. Особый характер конституции обеспечивается, в част­ности, особым порядком ее принятия (специальным органом, например, учредительным собранием, конституционной ас­самблеей, или усложненным порядком голосования, обеспечи­вающим ее большую устойчивость). Вследствие всего этого конституция по сравнению с другими законами обладает и высшей юридической силой. В реальных условиях изданные государством законода­тельные и иные нормативные акты могут вступать в проти­воречие с правом, конституцией, друг с другом. Противоре­чия такого рода затрудняют применение юридических норм, лишают субъектов общественной жизни необходимых ориен­тиров, и, взаимоблокируя правила поведения, ввергают людей в состояние аномии, т.е. фактического отсутствия норм. Это вызывает потребность формирования и вычленения в струк­туре общих дел, выполняемых государством, такого вида де­ятельности, которая обеспечивает внутреннюю непротиворе­чивость нормативной системы. В теории права она получает название конституционного надзора. Формирование объективно необходимой общественной функции всегда завершается появлением специального органа (или наделением новой функцией уже имеющегося учрежде­ния за счет расширения его полномочий и обязанностей). Ор­ган, осуществляющий конституционный надзор, должен быть независимым от законодательной власти, плоды деятельности которой и образуют предмет проверки. Он должен быть не­зависим и от исполнительной власти, поскольку она при осу­ществлении распорядительной деятельности также порожда­ет нормативные акты, подлежащие конституционному надзо­ру. Таким независимым органом в механизме государствен­ной власти является только суд — или специальный — кон­ституционный, или общесудебный орган, которому поручено выполнение надзорной функции. Практике государственного управления известны случаи, когда функция конституционного надзора возлагается на иные органы, в том числе и специально созданные. Но они либо имеют судебную природу, либо не в состоянии решать поставленные перед ними задачи (например, Комитет консти­туционного надзора, учрежденный в СССР в конце 1988 г.).

Современная теория исходит из того, что предметом кон­ституционного надзора является спор о праве, который, как всякий спор, подлежит именно судебному рассмотрению. В частности, сегодняшняя французская юридическая доктрина выступает за передачу функции контроля за соответствием действующих законов конституции (и праву, добавим мы) обычным судам. Профессиональные судьи в силу своей компе­тенции в технико-юридических вопросах обладают для этого достаточным авторитетом, и в случае возникновения "спора о праве" к их помощи могла бы прибегать любая заинтересо­ванная сторона.

Однако теоретики видят в подобной системе и серьезный недостаток, вскрываемый, в частности, при ана­лизе работы Верховного суда США. Проверяя конституцион­ность закона, судьи совершают политический акт, оценивая по существу волю народа, которая выражена через его пред­ставителей. Более того, судья делает это "в соответствии со своими личными политическими убеждениями (за исключением чисто технических и совершенно ясных положений, но как раз эти-то положения реже всего служат источником кон­фликтов)" [33, 26]. Но в таком случае суд выходит за пределы своей компетенции, не ограничиваясь функцией проверки со­ответствия изданного государством закона конституции.

На­ступает "правление судей", расцениваемое теорией как раз­новидность деспотизма. Не является идеальным и осуществление конституцион­ного контроля специально образованными органами. Судьи этих учреждений назначаются не обязательно из профессио­нальных юристов, и отнюдь не всегда можно быть уверен­ным в том, что мнение десятка подобранных таким образом судей по вопросу о конституционности закона более весомо, чем мнение нескольких сотен членов парламента [33, 26]. Од­нако практически эта система себя оправдывает, ибо, кроме функций "правовой цензуры", она помогает сбалансировать политические отношения между законодательной и исполни­тельной властью (в ФРГ — между федеративным центром и землями).

Таковы главные принципы правового государства, препят­ствующие узурпации власти государственным аппаратом и способствующие — насколько это возможно в той или иной конкретной исторической ситуации — осуществлению им об­щих дел. С точки зрения теории права это и означает формула "государство — слуга народа".