PrimeHelp.ru

Место правоприменительной деятельности в правовом регулировании определяется ее ролью в осуществлении юри­дической нормы, т.е. в обеспечения и реализации субъектив­ных прав и обязанностей участников правоотношений. Ре­гулярность и массовость правоприменительных актов дают основание утверждать, что все они в своей совокупности обра­зуют завершающую стадию процесса правового регулирова­ния. Завершающей она является потому, что реализованное правоотношение перестает существовать. Оно или прекраща­ется, или трансформируется в другое правоотношение (испол­нение договора, обязательства, возникающего из причинения вреда, осуждение преступника, назначение пенсии и т.д.). Вместе с тем теория зафиксировала и еще одну бросающу­юся в глаза особенность правоприменения как стадии процес­са правового регулирования: оно является дополнительным, вспомогательным элементом этого процесса. Если субъекты правоотношения реализуют свои субъективные права и соот­ветственно выполняют обязанности, у государства нет осно­ваний включать механизм правообеспечения, и юридические нормы действуют как бы сами собой. Правда, на практике го­сударство нередко расширяет границы правоприменительной деятельности и берет под свой контроль те правоотношения, реализация которых в точном соответствии с юридической нормой представляется ему особенно важной (предоставление муниципальной квартиры, назначение пенсии, увольнение и т.д. и т.п.).

Правоприменение — это распространение юридической нормы на частные случаи, которое осуществляется власт­ными органами, в силу чего их решения имеют общеобя­зательный характер и обеспечиваются принудительной си­лой. Содержание деятельности таких органов обусловливает­ся, следовательно, нормами права. Именно они определяют, что должно быть установлено правоприменяющими субъек­тами и какое конкретное решение они обязаны принять. Од­нако, эти решения, будучи результатом юридической оценки частных случаев, по природе своей индивидуальны, и орга­ны правоприменения получают весьма широкое поле возмож­ностей для выбора различных вариантов решения социаль­но значимых проблем.

Для субъектов гражданского общества названные решения жизненно важны, ибо именно они непо­средственно определяют, какие конкретные права и обязан­ности имеют те или иные лица в тех или иных ситуациях. И поскольку содержание правоприменительных актов в су­щественнейшей мере зависит от принимающих их органов, индивиды воспринимают право не в виде абстрактных юри­дических норм, не в виде текста кодексов, а в виде конкретных судебных решений, приговоров, приказов должностных лиц. При таких условиях ряд юристов стал считать стержневой характеристикой и важнейшим проявлением права не норма­тивную систему, а правоприменение и правоприменительные акты. Так, австрийский юрист Е. Эрлих настаивал на существо­вании спонтанного, независимого от формально действующе­го права общественного порядка — следствия согласования воль отдельных индивидов. Конфликты, неминуемо здесь воз­никающие, решаются преимущественно не на основании абстрактых норм, а путем оценки конкретных обстоятельств самими заинтересованными людьми, третейскими арбитра­ми или судьями. Конечно, признавал Эрлих, существуют и такие споры, для решения которых необходимы юридические нормы, исходящие от государства. Но "они не более чем пе­на на поверхности воды. Действительно регулирующую роль играет судебная практика и заключаемые договоры, которые образуют живое право" [52, 110-111]. Не случайно Макс Вебер особое внимание обращал на роль "правового персонала".

Несколько позднее идея живого права, будучи пересажен­ной на американскую почву, расцвела и стала господствую­щей теорией в США, известной под названием "реалистиче­ская школа права". Ее представители гарвадский профессор Р. Паунд, член Верховного суда США О. Холмс, ученый и законодатель К. Ллевелин утверждали, что жизнь права не в логике, а в опыте, и потому судебные решения должны быть результатом не дедукции (заключением, выведенным из об­щих посылок — юридической нормы), а индукции, опираю­щейся на частные оценки конкретных случаев и учет возмож­ного эффекта официальных судебных оценок. Это означало наделение судьи не только свободой толкования, но и право­творческими полномочиями, пишет по этому поводу француз­ский юрист Жан Карбонье [53,121]. "Право в книгах" должно быть вытеснено "правом в жизни" — таков лозунг американской реалистической школы права. Нетрудно заметить, что подобное понимание роли судов не только позволяет учитывать в практике особенности подле­жащих оценке жизненных обстоятельств, но и подводит тео­ретическую основу для произвола судей и должностных лиц, решающих юридические дела. Поэтому в других странах эта концепция большого распространения не получила. Теория права, если она объективно отражает юридическую действи­тельность, воплощает в себе и стремление общественного ор­ганизма к самосохранению.