PrimeHelp.ru

Правопорядок, как утверждает большинство теорети­ков, — результат реализации юридических норм, проведения в жизнь принципа законности. Так или почти так полагали Рудольф Иеринг и Георг Еллинек в Германии, Г. Ф. Шершеневич и Н. М. Коркунов в дореволюционной России. Так про­должает думать большинство современных российских юри­стов. Эта точка зрения чаще всего сопрягается со схемой, в соответствии с которой государство издает юридические нормы, а их реализация, опять-таки обеспечиваемая государ­ством, порождает правопорядок. В такой трактовке правопо­рядок оказывается следствием правотворческой и правопри­менительной деятельности государственной власти. Однако генеральный путь правообразования, а стало быть, и форми­рования правопорядка иной. Исторически прежде всего складываются определенные ти­пы отношений между членами социальной целостности, фор­мируются способы взаимодействия между ними, ибо человек — существо изначально коллективное.

Если эти способы я типы отношений эффективны и полезны, они "внедряются в практику", многократно повторяются, выкристаллизовыва­ются, становясь социальными образцами — нормами. Стро­ящиеся по таким образцам общественные отношения из слу­чайных, спорадических превращаются в регулярные, законо­мерные и, дополняя друг друга, образуют общественный по­рядок. Далее, среди выкристаллизовавшихся типов отношений и методов взаимодействия социальной практикой выделяются правила, которые способствуют сохранению коллективного целого и которые в силу этого становятся общеобязательны­ми: без них невозможно нормальное функционирование обще­ственной системы, а значит, и существование каждого ее эле­мента. Стаз общеобязательными, они тем самым превращаются в правовые и объективно подпадают под охрану государства, обеспечивающего выполнение всех общих дел.

Строящиеся по их типу общественные отношения приобретают таким обра­зом юридическую форму и оказываются правовыми. В них-то и воплощается правопорядок. Итак, правопорядок — это общественный порядок, закреп­ленный юридическими нормами. Однако последние не созда­ют ни правового, ни тем более общественного порядка. Наде­ляя участников общественной жизни субъективными права­ми и обязанностями, они придают объективно сложившемуся общественному порядку юридические свойства и тем самым трансформируют его в правопорядок. Еще меньше основа­ний полагать, что правопорядок сотворен государством. Его роль ограничивается одним только обеспечением действенно­сти норм права, если они по каким-то причинам в отдельных случаях не могут самоосуществиться. Иными словами, и об­щественный порядок, и государство, и право, и правопорядок суть моменты саморазвития общества. Понятие правопорядка уже понятия общественного поряд­ка, ибо право закрепляет лишь общественные отношения, ко­торые способствуют функционированию общества как целого. Все иные социальные связи остаются вне юридического воз­действия и правопорядком не охватываются.

Правопорядок образует правовую основу гражданского об­щества. На нем базируются все его сферы: и социально- культурная, и экономическая, и политическая. Он, следова­тельно, является правовой основой и всей государственной деятельности. Правовой основой общественной жизни иногда объявляют сами юридические нормы. Это мнение, разделявшееся в Но­вое время еще Иммануилом Кантом, позднее подробно ар­гументировалось Рудольфом Штаммлером [114,11,167-177] и особенно Гансом Кельэеном, с удивительной последовательно­стью отстаивавшим нормативизм, или "чистое учение о пра­ве" , как высшую истину в юриспруденции. Однако, если для Р. Штаммлера правовую основу соста­вляют непосредственно нормы права, то для Г. Кельзена — их олицетворение в государстве, которое, в свою очередь, ста­новится персонификацией правопорядка. Государство и право суть две стороны единого целого. Власть есть право. Право есть власть. Для того, кто знаком с реальным механизмом осуществле­ния правовых норм, ясно, что они никакой юридической осно­вы общественной жизни не образуют. Будучи юридическими абстракциями, выраженными в различных текстах (в сводах законов, кодексах, судебных и административных решениях), они сами по себе ни на что не влияют, никаких последствий не порождают. Реальной силой нормы права становятся тогда, когда вос­производятся в субъективных правах и обязанностях и в этом качестве проникают в содержание правоотношений. Лишь здесь право начинает воздействовать на поступки людей, уполномочивая, разрешая или запрещая. Только в качестве субъектов правоотношения люди могут опираться на право как на действенную силу, влияющую как на них, так и на на тех людей, с которыми они юридически связаны.

Следовательно, только в форме правоотношения оно должно служить основой, отправляясь от которой индивиды определяют свою социальную и юридическую судьбу. Правопорядок образует правовую основу деятельности и индивидов, и их коллективов, и государства. И дело не только в том, что оно должно сообразовывать свои властные притя­зания с уже существующими и им самим изданными закона­ми. Дело прежде всего в том, что государство и в своей пра­воприменительной, и в своей законодательной деятельности связано правом, и издаваемые им нормативные акты должны соответствовать его принципам. Здесь мы сталкиваемся с тем, что англичанин А. В. Дайси называл властью права, противопоставляя ее "всякой прави­тельственной системе, основанной на применении правитель­ственными лицами широкой и произвольной принудительной власти, в какой бы форме она ни выражалась" [30,213]. Впро­чем впервые о ней заговорили гораздо раньше. Еще в 1610 году английская Палата Общин обращается к королю Яко­ву I, подчеркивая, что "среди множества других условий сча­стья и свободы, которыми подданные Вашего Величества пользовались в этом королевстве при Ваших венценосных предшественниках...ни одно они не считали более очевидным и ценным, нежели быть руководимыми и управляемыми по твердо установленным законам". При этом, комментирует А. Лайси, под законами здесь понималось обычное право. Подобная связанность государства и всех видов его дея­тельности правом предполагает, что оно само выступает сто­роной правоотношения. Вне последнего конкретных субъек­тивных прав и обязанностей не существует. Этот очевидный факт, насколько нам известно, до сих пор не был зафиксиро­ван теорией, по-видимому потому, что пока никто не обозна­чил другую сторону правоотношения, участником которого является государство.

Однако достаточно поставить такого рода вопрос, чтобы стал ясен ответ на него. Второй стороной правоотношения, конкретизирующего пра­ва и обязанности государства, может быть только нация (на­род) — верховный носитель государственного суверенитета. Давным давно известен и метод выражения воли нации как субъекта права. В современных условиях им является рефе­рендум, выборы и т.д. В последнее время предпринимаются попытки конкретно определить юридические источники содержания правоотно­шения, сторонами которого являются народ и государство. Это и Декларация прав человека и гражданина, и междуна­родные договоры о соблюдении прав человека, и даже вну­тригосударственное законодательство (вспомним уже цити­ровавшуюся первую статью Конституционного закона ФРГ 1956 года). Еще чаще встречаются предложения обогатить содержа­ние правоотношения между народом и государством и таким образом обеспечить господство права, ограничив возможно­сти государства нарушать правопорядок. Разрабатываются подобные предложения и в современной России. Так, Проект­ной группой по правам человека, созданной в 1988 году по инициативе А. Д. Сахарова при поддержке Международного фонда "За выживание и развитие человечества", опубликова­ны "Необходимые условия для установления власти права", которые были разработаны на Международном конгрессе в Нью-Дели в 1959 году. Их авторы подчеркивают, что функция законодательного органа в свободном обществе, признающем власть права, — создавать и поддерживать условия, кото­рые обеспечивают достоинство человека как личности. Это достоинство требует не только признания за человеком гра­жданских и политических прав, но и установления социаль­ных, экономических, образовательных и культурных условий, необходимых для полного развития его личности. С их точки зрения, в свободном обществе, признающем власть права, каждый законодательный орган должен стре­миться к полной реализации принципов, записанных во Все­общей декларации прав человека. Правительства во всём мире должны обеспечивать усло­вия для поддержки и развития власти права посредством за­ключения международных и региональных соглашений. Та­кие соглашения должны предусматривать возможность обра­щения в международный орган за защитой в случае наруше­ния прав, подразумеваемых принципом власти права, в любой части света. Каждый законодательный орган обязан, в частности, со­блюдать ограничения своих полномочий. Он не должен при­нимать законы, допускающие дискриминацию отдельных лиц, групп или меньшинств по признакам расы, религии, по­ла и т. д., которые дают основания для проведения разли­чия между людьми, группами людей или меньшинствами; не должен нарушать свободу религиозных убеждений и совер­шения религиозных обрядов; не должен отказывать членам общества в праве иметь выборное ответственное правитель­ство; не должен налагать ограничений на свободу слова, сво­боду собраний и свободу ассоциаций; должен воздерживаться от придания законам обратной силы; не должен препятство­вать осуществлению основных прав и свобод личности; дол­жен обеспечить процедурную законность и гарантии, посред­ством которых реализуются и сохраняются вышеназванные свободы. Среди необходимых условий для установления власти пра­ва указываются и те, которые направлены на совершенство­вание исполнительной власти.

В частности, подчеркивается, что в современных условиях, особенно в тех странах, кото­рые взяли на себя задачу создать систему всеобщего благо­состояния, законодательные органы могут счесть необходи­мым делегировать исполнительной власти или другим орга­нам полномочия по изданию правил, имеющих законодатель­ный характер. Предоставление таких полномочий допустимо в самых узких пределах, а объем и цель делегированного за­конодательства должны быть тщательно определены, так же как и процедура, посредством которой оно может вводиться в действие.

Чрезвычайные обстоятельства, угрожающие жизни нации, могут потребовать широкого делегирования полномочий. Од­нако и в таких случаях принцип власти права требует, что­бы законодательный орган попытался как можно тщательнее определить объем и цель делегирования таких полномочий и процедуру, посредством которой делегированное законода­тельство должно быть введено в действие. Основные права человека ни в каком случае не могут от­меняться посредством делегированного законодательства. Таким образом, содержание правоотношения между наро­дом и государством уже достаточно определено и имеет тен­денцию к дальнейшей конкретизации. Понимание правопорядка как системы сложившихся в об­ществе правоотношений совпадает с интерпретацией это­го понятия законодателем, рассматривающим его в качестве объекта правонарушений, а следовательно, и объекта право­вой охраны. В частности, именно так трактуют правопорядок статьи 1 и 7 УК РСФСР. Деструкция правопорядка может быть следствием проти­воправных действий "сверху", Когда их совершает государ­ство, и "снизу", когда их совершают все остальные. Посягательства на него осуществляются во всех сферах со­циальной жизни, регулируемых различными отраслями пра­ва.

При всем многообразии признаков покушений на обще­ственные отношения они обладают и коренными общими свойствами. Фиксируя их, теория выработала понятие пра­вонарушения безотносительно к тому, в какой сфере осуще­ствляется деструкция общественного порядка и какой отрас­лью права эта сфера охраняется.